«Еж» и «Чиж»

«Еж» - это «Ежемесячный журнал»; «Чиж» - «Чрезвычайно интересный журнал». Первый предназначался подросткам, второй - самым маленьким ребятам.

В 1954 году в ленинградском отделении Союза писателей на отчетно-перевыборном собрании и в канун Второго съезда писателей СССР Шварц делал доклад «О детской литературе». И начал он с рассказа о том, как детская литература начиналась в Петрограде:

Тридцать лет назад каждому, кто начинал работать в детской литературе, отлично была известна комната в первом этаже издательства «Ленинградская правда». Здесь чуть ли не каждый вечер вокруг небольшого стола собиралась редакция детского журнала «Воробей» и все его сотрудники. Человек, появившийся в этом кругу впервые, с удивлением, или скорее с почтительным ужасом, наблюдал, как тесная кучка людей титанически, отдавая все душевные силы, сооружала - тут не найти другого слова, сооружала очередной номер тоненького детского журнала. Касается это прежде всего двух людей: Маршака, первого собирателя ленинградского отряда детских писателей, и в те дни ближайшего его друга Бориса Житкова. Далеко не все высиживали до конца очередных работ, но ни Маршак, ни Житков до глубокой ночи не ослабляли напряжения, не теряли высоты. Искали нужное слово. Именно слово. Журнал строился слово за словом, от начала до конца. И такой способ редактирования имел тогда глубокий смысл. Автор, пришедший в детскую литературу, с первых шагов встречал требование: работай вовсю! Никакой скидки на читательский возраст не полагалось. Тогда Маршак любил говорить, что детский писатель как детский врач. Нелепо утверждать, что детский врач может учиться меньше, раз пациент у него маленький. Начинающему писателю объясняли: ты обязан писать отлично именно потому, что детский читатель поглощает книги жадно, не всегда разбираясь в качестве. Ты не смеешь пользоваться этим его свойством!.

Работал С. Я. Маршак не только в редакции «Воробья», позже переименованном в «Новый Робинзон», а и дома. Жил он тогда на Потемкинской улице против Таврического сада. «Часто, поработав, мы выходили из прокуренной комнаты подышать свежим воздухом, - записал Шварц ещё раньше, 16 января 1951 года. - Самуил Яковлевич утверждал, что если пожелать, как следует, то можно полететь. Но при мне это ни разу ему не удалось, хотя он, случалось, пробегал быстро, маленькими шажками саженей пять. Вероятно, тяжелый портфель, без которого я не могу его припомнить на улице, мешал Самуилу Яковлевичу отделиться от земли».

В 1925 году С. Маршак становится руководителем (консультантом) образовывающегося при ГИЗе Детского отдела. Переходят сюда Б. Житков и Е. Шварц. Пытаются перетащить в Ленинград Николая Олейникова. И тому удается, помимо справки о том, что он красивый, получить направление на работу в «Ленинградскую правду», но становится он ответственным секретарем «Нового Робинзона». Редакцией задумываются новые журналы. Появляются новые сотрудники и новые писатели, которые начинают писать для детей.

Когда я впервые задумал биографическую книгу о Шварце в середине 70-х годов прошлого уже столетия, думал, что буду вводить в повествование большие куски неопубликованных шварцевских текстов; подробно стану рассказывать о «Серапионовых братьях» и об ОБЕЭРИУ, о каждом из участников этих объединений. Но тогда ни «Молодая гвардия», ни «Искусство», ни «Советская Россия», ни «Книжная палата», ни «Советский писатель», и уж не помню кто ещё, не заинтересовались этой книгой.

С тех пор я ввел в литературу множество текстов драматурга, начиная с его первой пьесы до последнего неоконченного сценария. Писал очерки о Дойвбере Левине, Юрии Владимирове, Хармсе, Введенском, Олейникове и др. Вышли сборники и многотомники (и неоднократно уже) Н. А. Заболоцкого, Д. И. Хармса, А. И. Введенского, К. К. Ваганова, Н. М. Олейникова. О них уже все всё знают. По крайней мере, те, кто откроет эту книгу, если я успею её дописать и если ей удастся выйти в свет. А повторять уже общеизвестное, неинтересно и скучно.

Поэтому приведу лишь свидетельство 1964 года И. Бахтерева и А. Разумовского, единственных выживших из обэреутов, о том, как Шварц и Олейников пришли «вербовать» их в детскую литературу: «Ранней весной 1927 года на вечере в Кружке друзей камерной музыки (сейчас там помещается Театр кукол под руководством Евг. Деммени) стихи и прозу читали Николай Заболоцкий, Даниил Хармс, Александр Введенский, Константин Ваганов, Дойвбер Левин и один из пишущих эти строки (т. е. И. Бахтерев. - Е. Б. ). В антракте за кулисы пришли два, как нам тогда показалось, не очень молодых, человека: каждому под тридцать. «Перед вами Козьма Прутков, познакомьтесь», - сказал один. - «Евгений Львович любит преувеличения. Я внук Козьмы Петровича, но по прямой линии», - поддержал шутку другой. Это были два неразлучных друга, редакторы детского отдела Госиздата - Евгений Шварц и названный родственник Пруткова Николай Олейников. Именно Олейникову пришла тогда мысль предложить выступавшим написать что-нибудь для детей. Это предложение поддержал Шварц, а затем - литературный консультант детского отдела Госиздата Самуил Яковлевич Маршак. Редакторы не ошиблись. Детские стихи Введенского и Хармса выдержали испытание временем - они переизданы совсем недавно и пользуются успехом у ребят».

Шварц свои детские книжечки 20-х годов никогда не переиздавал, ни одну из них не включил в свой единственный «детский» сборник, вышедший уже когда его не стало. Мало того, много лет спустя он назовет их «чудищами». В самооценке их Шварц оказался прав. Они не пережили двадцатые годы, за исключением, пожалуй, его «сказочных» раешников, и в отличие от детских вещей его друзей - Заболоцкого, Хармса, Введенского или Юрия Владимирова.

Процитирую, пожалуй, ещё одно коротенькое высказывание Игоря Владимировича Бахтерева, определяющее главную особенность союза обэриутов. «Участников содружества будет сближать не общность, а различие, непохожесть. У каждого свое видение мира, мироощущение, свой арсенал приемов выразительности. И все же должны быть принципы, идеи, одинаково близкие для всех. Поэтической зыбкости, эфемерности, иносказательности каждый из нас противопоставляет конкретность, определенность, вещественность, то, что Хармс называл «искусство, как шкап». Каждый должен остерегаться надвигающейся опасности излишнего профессионализма, который становится источником штампов и нивелировки».

Появление Хармса (и Введенского) многое изменило в детской литературе тех дней. Повлияло и на Маршака. Очистился от литературной, традиционной техники поэтический язык. Некоторые перемены наметились и в прозе. Во всяком случае, нарочитая непринужденность как бы устной, как бы личной интонации, сказ перестал считаться единственным видом прозы.

В «Ежах», «Чижах» и отдельными изданиями печаталось всё лучшее, что было написано в ту пору в Ленинграде для детей. Среди уже названных авторов, - сам С. Я. Маршак, К. И. Чуковский, Б. Житков, А. Толстой, О. Мандельштам, Л. Пантелеев, В. Бианки, Н. Чуковский, Е. Чарушин, Лесник и мн. др.

Картину, как велась работа в редакции этих журналов, описал Ираклий Андроников, который после окончания университета одно время был секретарем Детского отдела: «В «Еже» и «Чиже» было очень славно. Он (Маршак. - Е. Б. ) туда только заходил. Как-то не совсем довольно посматривал, как его продолжатели и ученики Евгений Шварц, Николай Заболоцкий, Николай Олейников ведут это дело. Говорил, что журнал теряет своеобразие. На самом деле журнал был великолепный. Мне казалось, что происходит какая-то ошибка, что я получаю зарплату вместо того, чтобы платить за то, что я работаю в «Еже» и «Чиже». Это было одно удовольствие. В 12 часов являлись все члены редколлегии, садились вокруг стола, который занимал почти всю комнату, и уславливались, на какую тему будут писать. Каждый, закрывая рукой, писал свое, хохотал, писал, потом бросал это направо. Слева получал лист, хохотал ещё громче, прибавлял свое, бросал направо, слева получал лист… Когда все листы обходили стол, читали все варианты, умирали со смеху, выбирали лучший вариант, и все начинали его обрабатывать. Придут художники, оставят картинки - и остаются. Придут поэты, оставят стихи - и тоже остаются. Вот уже окончен рабочий день, в коридорах темнота, а у нас свет, хохот и словно праздник. Журнал выходил всегда вовремя и был интересный».

Помогите! Караул!

Мальчик яблоки стянул!

Я прошу без разговора

Обыскать немедля вора!

Ванька с Васькой караулят,

А старушка спит на стуле.

Что же это? Это что ж?

Вор не вор, просто ёж!

До чего дошли ежи!

Стой! Хватай! Лови! Держи!

…Ёж решился на грабеж,

Чтоб купить последний «Еж»!

Или - такая:

Пришел к парикмахеру Колька Карась.

Садитесь, - сказал парикмахер смеясь.

Но вместо волос он увидел ежа

И кинулся к двери, крича и визжа.

Но Колька проказник не долго тужил

И тете Наташе ежа подложил.

А тетя Наташа, увидев ежа,

Вскочила, как мячик, от страха визжа.

Об этих проказах услышал отец:

Подать мне ежа! - он вскричал наконец.

А Колька, от смеха трясясь и визжа,

Принес напечатанный номер «Ежа».

Вероятно, так происходило не всегда. И хотя в редакционной комнате на самом видном месте висела табличка:

«ГРАФИК - НА ФИГ»,

журналы, действительно, всегда выходили по графику. И популярностью у ребят и их родителей пользовались необыкновенной. И до сих пор «Еж» и «Чиж» считаются непревзойденными детскими журналами.

Доходило до курьезов. Так однажды кондитерская фабрика им. Самойловой попросила разрешения одной из своих конфет дать название «Еж», и Олейников предложил для них двустишие:

Утром съев конфетку «Еж»,

Ну, а съев конфетку «Чиж»,

К праотцам вмиг улетишь!

Вообще, о веселой рабочей атмосфере в Детском отделе ГИЗа, находившегося на шестом (по некоторым сведениям - на пятом) этаже дома 28 по Невскому проспекту (в бывш. доме Зингера и Дома книги), написано уже немало. Во всякий день и час шло яростное соревнование острословов. Для внутреннего употребления сочинялись шутки, розыгрыши, басни, иронические оды, стихотворные и прозаические экспромты. Сие творчество носило наименование «фольтики». Фольтиками были табличка с «графиком» и реклама конфеток. Или, как говорил Ник. Чуковский, «то была эпоха детства детской литературы, и детство у неё было веселое».

Фольтики писали все - авторы и редакторы (а редкий редактор не был автором). Чаще других победителями оказывался Евгений Шварц или Николай Олейников. Хуже обстояли дела с экспромтами у Даниила Хармса. Он легче доверял бумаге, чем устному творчеству. И «побеждал» он чаще всего в мечтах. Так родилась его маленькая повесть (или большой рассказ) «Как я всех переговорил»:

«Однажды я пришел в Госиздат и встретил в Госиздате Евгения Львовича Шварца, который, как всегда, был одет плохо, но с претензией на что-то. Увидя меня, Шварц начал острить тоже, как всегда, неудачно. Я острил значительно удачнее и скоро в умственном отношении положил Шварца на обе лопатки.

Все вокруг завидовали моему остроумию, но никаких мер не предпринимали, так как буквально дохли от смеха. В особенности же дохли от смеха Нина Владимировна Гернет и Давид Ефимович Рахмилович, для благозвучия называющий себя Южиным.

Видя, что со мной шутки плохи, Шварц начал сбавлять свой тон и наконец, обложив меня просто матом, заявил, что в Тифлисе Заболоцкого знают все, а меня почти никто. Тут я обозлился и сказал, что я более историчен, чем Шварц и Заболоцкий, что от меня останется в истории светлое пятно, а они быстро забудутся.

Почувствовав мое величие и крупное мировое значение, Шварц постепенно затрепетал и начал приглашать меня к себе на обед, говоря, что к обеду будет суп с пирожками. Я попался на эту удочку и пошел за Шварцем. Однако он куда-то скрылся, оставив меня одного на улице. Я плюнул с досады на эти штучки и вернулся в Госиздат…».

Там он встретил Олейникова, потом пошел к Заболоцким и Введенскому. Все удивлялись натиску его остроумия и постепенно сдавались. Он разошелся до того, что, вернувшись домой, ещё до двух часов ночи разговаривал сам с собой, не в силах остановиться. Так Хармс переговорил всех, и себя в том числе.

В большом ходу были пародии друг на друга. «Веселые чижи» Маршака и Хармса вышли в первом номере «Чижа». На следующий день Шварц и Олейников поджидали Хармса в редакции. Собралось уже довольно много народа. Наконец появился и Хармс. Олейников отвел его в сторонку и шёпотом, слышным всем, спросил:

А что случилось в сорок четвертой квартире с чижами?

А что - случилось?

Ну, как же? Говорят, все чижи вот-вот откинут копыта. Вот послушай…

Жили в квартире

Сорок четыре

Сорок четыре тщедушных чижа:

Чиж - алкоголик,

Чиж - параноик,

Чиж - шизофреник,

Чиж - симулянт,

Чиж - паралитик,

Чиж - сифилитик,

Чиж - маразматик,

Чиж - идиот.

В другой раз Корней Иванович Чуковский решил пробудить у ребят интерес к сочинительству стихов и напечатал в «Еже» три с половиной строчки:

Залетела в наши тихие леса

Полосатая ужасная оса…

Укусила бегемотицу в живот,

Бегемотица…,

предлагая ребятам продолжить стихи, ибо сам будто бы ничего дальше придумать не смог. А лучшее продолжение, мол, будет напечатано.

Олейников, Шварц и Хармс решили тоже поучаствовать в конкурсе. Стихотворение этого коллективного творчества Шварц всунул между присланных писем. Просматривая эти письма, Чуковский был доволен: «Молодцы, молодцы ребята…» И наконец наткнулся на такое:

Залетела в наши тихие леса

Полосатая ужасная оса…

Укусила бегемотицу в живот,

Бегемотица в инфаркте, вот помрет.

А оса уже в редакции кружится -

Маршаку всадила жало в ягодицу,

А Олейников от ужаса орет:

Убежать на Невский Шварцу не дает.

Искусала бы оса всех, не жалея, -

Он ногами застучал,

На осу он накричал:

Улетай-ка вон отсюда ты, оса,

Убирайся в свои дикие леса!»

………………………………

А бегемотица лижет живот,

Он скоро, он скоро, он скоро пройдет!

Корней Иванович всё понял: «Я всегда говорил, что из талантливых детей вырастают талантливые дяди…».

Но часто похожие, правда, бесталанные, графоманские «фольтики», обнаруживали редакторы в почте, их доставляли на шестой этаж зингеровского дома сами авторы. Несколько таких «шедевров» записал Шварц в «Тетрадь № 1», о которой уже шла речь.

«Сегодня прихрамывающий, интеллигентный, неудержимо вежливый, красногубый, немолодой, безработный человек принес книжечки для детей. Стихи, например, такие:

Но бывали заседания редколлегии Детского отдела и скучноватыми. Тогда каждый «спасался», как мог. Так, например, на редколлегии, на которой речь шла о фольклоре, тоскующий Заболоцкий развлекался тем, что по теме заседания сочинял загадки. По мере рождения он записывал их на библиографические карточки и с «лукавым видом» передавал Э. С. Паперной, которая с недавних пор присоединилась к своим бахмутским друзьям, и служила теперь заведующей редакцией. Подлинники этих загадок не сохранились, но некоторые из них Эстер Соломоновна помнила до донца своих дней:

Отверстие, куда макаю

Из древа сделанное средство.

Как звать тебя не понимаю,

Хотя меж нами и соседство.

Ответ он записывал тут же - вверх ногами:

Что места мало занимает,

Однако лучшую часть тела?

Всех, всех во младости питает

Да и у взрослых не без дела.

Печени оно есть враг,

Дабы ввергать ту печень в гнев.

Однако, всякий, кто ослаб,

Его глотает к счастью дев.

Хлебный злак чем срезать можно,

Также гвоздь чем можно вбить,

На дощечке осторожно

Может всяк совокупить.

Но особое место в жизни редакции имела игра во влюбленность в Груню Левитину…

Публикации раздела Литература

Первые детские журналы

Д етские журналы были настоящим окном в мир для советских школьников: в них публиковались и веселые истории, и серьезная литература, и занимательные задачки, и развивающие конкурсы. Каждый журнал советской эпохи так или иначе выполнял и воспитательную функцию - на их дидактических публикациях росло поколение будущих советских граждан. Вместе с порталом «Культура.РФ» листаем архивные подшивки и знакомимся с главными детскими героями довоенной эпохи.

«Северное сияние» (1919–1920)

Обложка журнала «Северное сияние», № 10-12, 1919 г. Фотография из архива оцифрованных материалов Национальной электронной детской библиотеки.

Стрница журнала «Северное сияние», № 10-12, 1919 г. Фотография из архива оцифрованных материалов Национальной электронной детской библиотеки.

Максим Горький. Фотография: citaty.mira5.com

Журнал «Северное сияние», детище Максима Горького, был самым первым советским изданием для детей от 9 до 12 лет. Материалы в нем допускались исключительно идеологически верные. Например, «Северное сияние» публиковало очерки о боевых буднях рудокопов в Средней Азии; стихотворение «Завоеванные дворцы» - о дворцах, которые после революции принадлежали не царям, а народу; антирелигиозный рассказ «Яшка» об отчаянном красноармейце, отказавшемся от рая, чтобы вернуться на землю воевать за правое дело. Именно на такой литературе, а не на волшебных сказках, по мнению создателей журнала, должны были воспитываться дети новой страны.

Журнал выходил в Петрограде совсем недолго, около двух лет. Оформление выпусков было аскетичным и скромным: графические черно-белые иллюстрации разбавляли две колонки текста. Несмотря на это, «Северное сияние» достаточно быстро завоевало свою аудиторию, и в 1920 году журнал выходил тиражом в почти 1500 экземпляров. Однако это не спасло его от закрытия: в период Гражданской войны на постоянный выпуск детского журнала в городе элементарно не хватало бумаги.

«Новый Робинзон» (1923–1925)

Обложка журнала «Новый Робинзон», №12, 1924 г. Фотография: violity.ru

Обложка журнала «Новый Робинзон», №8, 1926 г. Фотография: violity.ru

Страница журнала «Новый Робинзон». Фотография: expositions.nlr.ru

Самуил Маршак. Фотография: polit.ru

Этот легендарный советский журнал первоначально выходил под названием «Воробей», но такое название издатели посчитали слишком легкомысленным. Новое, более серьезное, журнал получил в 1924 году и прославился именно с ним.

«Новый Робинзон» издавался на базе ленинградской студии детской литературы, которой руководил Самуил Маршак . Знаменитый детский поэт привлек в журнал молодых и талантливых литераторов, которые впоследствии стали классиками детской книги: Виталия Бианки, Бориса Житкова, Евгения Шварца .

Тексты в «Новом Робинзоне» были менее ангажированы, чем в «Северном cиянии». Редакция под руководством Маршака понимала, что дети нуждаются в веселом и интересном издании. Поэтому журнал публиковал научно-популярные очерки, рассказы о природе, юмористические стихи и заметки. Давал он слово и самим молодым читателям: публиковал письма «деткоров», то есть «детских корреспондентов» об их жизни и увлечениях, а также отзывы на сам журнал. Смелый дизайн «Нового Робинзона» был под стать эпохе нэпа и складывался под влиянием конструктивизма в живописи: яркие цветовые сочетания, игра форм, шрифтов и эксперименты с композицией.

Журнал закрылся в 1925 году после очередной волны критики со стороны Российской ассоциации пролетарских писателей за «свободный нрав».

«Ёж» (1928–1935)

Обложка журнала «Еж», №9, 1928 г. Фотография: expositions.nlr

Обложка журнала «Еж», №1, 1928 г. Фотография: expositions.nlr

Фрагмент журнала «Еж». Фотография: expositions.nlr

Фрагмент журнала «Еж». Фотография: d-harms.ru

Журнал «Ёж» - в расшифровке «ежемесячный журнал» - был еще одним ярким проектом Самуила Маршака и неофициальным наследником «Нового Робинзона». В «Еже» творили поэты-обэриуты, не признававшие традиционные формы литературы, впервые публиковались Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Олейников и Николай Заболоцкий. Оформляли «Ёж» знаменитые советские художники Владимир Лебедев, Юрий Васнецов и Николай Радлов. Несмотря на то что журнал не отличался цветовым многообразием, он был богато иллюстрирован графикой и черно-белыми комиксами, для его оформления использовали разнообразные шрифты, силуэты и даже фотографии.

В первые годы журнал фокусировался не на идеологическом воспитании детей, а на юморе, увлекательных и познавательных текстах, стихотворных забавах. В «Еже» выходили рассказы о животных, о жизни африканских народов, об обычаях разных стран, о путешествиях к Северному и Южному полюсам. Детям предлагали подробные инструкции по созданию луков и рогаток, схемы для моделирования самолетов и дельтапланов. Идея коммунистического просвещения нашла в журнале оригинальное воплощение: вместо конъюнктурных пропагандистских текстов в нем публиковались письма от ребят-пионеров из советских республик и даже зарубежных государств. В них они сами рассказывали о жизни, о себе и о «благах социализма».

Тем не менее такого подхода было недостаточно. В 1935 году журнал закрыли после продолжительной травли в пролетарских изданиях, где его политику в области воспитания называли чуждой советским детям.

«Чиж» (1930–1941)

Обложка журнала «Чиж», №3, 1938 г. Фотография: expositions.nlr.ru

Фрагмент журнала «Чиж», №3, 1932 г. Фотография: expositions.nlr.ru

Евгений Шварц. Фотография: bel.kp.ru

Николай Олейников. Фотография: polit.ru

«Чрезвычайно интересный журнал» сначала выходил как приложение к «Ежу», но вскоре стал самостоятельным изданием. В первые годы его выпуском занималась команда «Ежа». Николай Олейников и Евгений Шварц, стараясь сохранить политику «Ежа», много внимания уделяли публикации неидеологических стихов, познавательных материалов и игр. Их адаптировали для читателей самого юного возраста. Например, в рубрике «Школа «Чижа» ребят учили аккуратно наливать молоко в стакан, резать хлеб и понимать, сколько времени показывают часы. Для развлечения публиковали ребусы, головоломки и инструкции, как сделать игрушки своими руками из подручных материалов.

Целевой аудиторией «Чижа» были дошкольники, поэтому журнал был богат на многообразные иллюстрации и малые литературные жанры, а также игровые тексты вроде писем от имени «толстяка-помидора» и «прямой моркови», которые мечтают попасть в суп к детворе. В оформлении художники отдавали предпочтение схематичным карикатурным иллюстрациям, акварельным наброскам и сатирическим зарисовкам. В «Чиже» выходили работы выдающегося книжного иллюстратора Владимира Конашевича, который прославился как автор классического оформления книг Корнея Чуковского, Агнии Барто и Самуила Маршака.

«Чиж» унаследовал дух свободы творчества обэриутов, они общались с детьми не с позиций пролетарского воспитания, а на равных, как с маленькими друзьями. Редакции тем не менее не удалось избежать партийного влияния - поэтому на страницах «Чижа» возникали политизированные материалы вроде сказки о маленьком Володе Ульянове или комикса о том, как Ленин приехал из-за границы и совершил революцию.

Журнал просуществовал до начала Великой Отечественной войны; в разное время в нем, помимо обэриутов, публиковались Георгий Дитрих, Тамара Габбе, Михаил Зощенко, Юрий Герман.

«Пионер» (1924 – по настоящее время)

Обложка журнала «Пионер», №1, 1967 г. Фотография: bibliograph.ru

Фрагмент журнала «Пионер», 1925 г. Фотография: wordpress.com

Корней Чуковский. Фотография: bibliograph.ru

Константин Паустовский. Фотография: paustovskiy.od.ua

Этот журнал был напрямую адресован истинному советскому ребенку - пионеру. «Пионер» появился в середине 1920-х годов и выходил вплоть до начала 1990-х годов. Несмотря на тенденциозность своего названия, ранний «Пионер» был ярким литературным изданием. Для него писали сильнейшие детские авторы эпохи - Корней Чуковский, Самуил Маршак, Константин Паустовский , Лев Кассиль, Вениамин Каверин, Агния Барто. Была в журнале и особая рубрика «Кораблик», в которой уже сами читатели делились своим творчеством.

Издание полностью соответствовало запросам эпохи: редакция отдавала предпочтение соцреалистическим текстам. В «Пионере» впервые были опубликованы повесть «Судьба барабанщика» Аркадия Гайдара, «Стихи о дяде Степе» Сергея Михалкова , «Старик Хоттабыч» Лазаря Лагина и многие другие произведения. Эта тенденция касалась и оформления издания: в журнале не было необычных авангардных иллюстраций - только реалистичные радостные советские пионеры, улыбающиеся дети из стран соцлагеря, героические комсомольцы и участники Гражданской войны.

«Мурзилка» (1924 – по настоящее время)

Обложка журнала «Мурзилка», №6, 1994 г. Фотография из архива Национальной электронной детской библиотеки.

В «Мурзилке» всегда было много занимательных игр, легких инструкций по созданию игрушек и поделок. Как журнал для самых маленьких - тех, кто только учился читать, - «Мурзилка» был щедро иллюстрирован мастерами эпохи: Василием Ватагиным, Борисом Дехтеревым, Николаем Радловым и другими. Их работы отличались уникальностью авторских стилей, поэтому оформление журнала было весьма разнообразным. Рядом с карикатурными иллюстрациями стишков располагались реалистичные изображения растений и животных, игривые наброски хулиганов соседствовали с подробным детскими портретами.

Первые выпуски были насыщены и художественными текстами, соответствующими времени. Например, в первом номере «Мурзилки» был опубликован рассказ «Ванюшкино счастье» о вечно голодном и несчастном мальчике Ване, у которого слишком много работала мама. Помочь Ване решили дети из детского дома: они взяли его к себе, и зажил мальчик счастливо.

Много статей было посвящено советским героям - летчикам и морякам, часть материалов воспевала счастливую жизнь октябрят, которые мечтали поскорее вырасти и стать настоящими коммунистами.

В басне «Чиж и Еж» (1814) речь идет о поэзии, ее сущности, ее правде, о воспевании героя, о подлинной героике и подлинном героизме, о великих мира сего, об обязанностях поэта перед жизнью и перед правдой.

Басня хитра. В ней Крылов отказался воспевать Александра Первого. Сделал он это тонко и замысловато, но так, чтобы каждый понимал, в чем дело. Басня, как сказано, называется «Чиж и Еж». Произнесите несколько раз вслух это название - и вы убедитесь, что оно неудобопроизносимо. Особенно если иметь в виду высокий повод ее написания и высокое лицо, названное в ней - персону самого государя.

И вдруг это бормотанье - «Тише, Еж», «Чиж и Еж», «Ты жуешь».

Какое-то косноязычие, бормотание, жвачка. Вспоминается одно полемическое выражение: человек не говорит, а во сне мочалку жует. Так Крылов и начал «воспевать» государя. Скромный бедный Чиж ему удался.

Уединение любя,

Чиж робкий на заре чирикал про себя,

Не для того, чтобы похвал ему хотелось,

И не за что; так как-то пелось!

Это, конечно, не автохарактеристика. Крылова называли «площадным» поэтом. Вяземский так, по существу, его и называл. Но «так как-то пелось» хорошо воссоздает представление о чистом искусстве. Пелось. Впоследствии русский поэт скажет:

Не знаю сам, что буду

Петь, - но только песня зреет.

Здесь даже и без этого: пелось - и все. Этот образ «свободного певца», певца для себя, певшего без принуждений и понуканий, поэту нужен был, естественно, не как декларация чистого искусства, а как утверждение своей свободы творчества.

В высшей степени характерен парадокс: образ непринужденно поющего, свободного поэта, поэта для себя, с явной симпатией к нему вывел поэт социальный, обнаженно политический, написавший на знамени своем: «Довлеет миру злоба его».

С этим парадоксом мы встретимся и у Пушкина. Он тоже выступил (не совсем по-крыловски, правда) в защиту чистого искусства. На практике это означало не отказ от социальности и злободневности, а провозглашение свободы выбора темы, в том числе (и особенно!) социальной темы. Под знаменем чистого искусства защищала себя социальность как свобода творчества. Как право отказа от чуждых духу поэта требований и навязываний.

Отметим, что в определенной ситуации Крылов вынужден был сочувственно изображать поэта-Чижа, которому просто «пелось». Факт знаменательный. Далее «по ходу пьесы» следует некий басенный штамп - восхождение Феба. Я говорю штамп, ибо в нем - ни одного живого, теплого слова. «Тошней идиллии и холодней, чем ода», - сказал бы Пушкин.

Вот, в блеске и во славе всей,

Феб лучезарный из морей

Поднялся.

Но есть оправдание этому штампу. Это не Крылов отштамповал сию картину - он передал холод и пенье «громких соловьев». Чтобы потом сказать:

Мой Чиж замолк.

Говорит Еж:

...«Ты что ж, -

Спросил его с насмешкой Еж, -

Приятель, не поешь?»

Стих зашипел насмешкой ядовитой. Здесь и конец басни: вопрос Ежа содержит в себе ответ. Еж смеется, издевается, ехидничает, ибо ему известна истина, он знает, почему Чиж замолк при лучах Феба, который «жизнь принес всему». Замолкнуть при этом - значит вести себя явно неестественно. Вспомним, как в басне Крылова ожил Василек под лучами солнышка, и нам покажется несколько странным ответ Чижа на вопрос Ежа.

Чтоб Феба я достойно величал».

Так вот и отговорился Иван Андреевич:

Не стал «петь» Александра. Басня хитрая. Определенную «сверхзадачу» выполняет в ней и стих - «Не для того, чтобы похвал ему хотелось...» То есть ему, Чижу, не хотелось похвал. А «громким соловьям»? Тем как? Видимо, хотелось. Но это - предположение. Правда, строго в пределах текста. Иначе этот «коварный» стих читать нельзя:

Крылов очень хорошо знал Пиндаров своего времени, «громких соловьев» нашей поэзии, певших Александра. Как знал он цену и золотым табакеркам, усыпанным бриллиантами и наполненным червонцами.

Воспеть, чтобы получить. Хвалить, чтобы тебя хвалили. Этому «золотому правилу механики» получения золотых табакерок и перстней Крылов и противопоставляет «пелось» своего Чижа. Это - логика образов басни. Что же касается ответа Чижа «сквозь слез», то это явное притворство, «ложь во спасение», как учило Евангелие. Ложь тем более явная, что Чижу не надо было свою хвалу исполнять соло, а к «хору громких соловьев» можно было примкнуть и подчирикивая.

ЖУРНАЛЫ «ЕЖ» И «ЧИЖ»

Тем не менее, выдержать конкуренцию с ленинградскими журналами «Еж» (1928-- 1935) и «Чиж» (1930--1941) не в состоянии было ни одно детское периодическое издание тех лет. Более того, писатель Николай Чуковский утверждал даже, что «никогда в России, ни до, ни после, не было таких искренне веселых, истинно литературных, детски озорных детских журналов»

Авторский состав будущих «Чижей» и «Ежей» формировался вокруг детского отдела государственного издательства (ГИЗ) в Ленинграде. Он был создан в 1924 г. по инициативе К. И. Чуковского . Официальным его заведующим значился С. Н. Гусин, а неофициальным «властителем» (главным консультантом) стал С. Я. Маршак, благодаря которому к концу 20-х годов здесь было сосредоточено уникальное по своему составу созвездие писателей и художников. В первые годы своего существования отдел меньше всего был похож на государственное учреждение, а скорее напоминал литературную студию, где вырабатывались, утверждались и претворялись в жизнь принципы новой литературы для детей; Летописцы эпохи неизменно вспоминают радостную атмосферу творчества, царившую в «Академии Маршака». Любой посетитель пятого этажа Дома книги на Невском проспекте, где она размещалась, мог стать свидетелем, а чаще всего участником неожиданно комичной сцены, веселого розыгрыша, а иногда даже целого представления. Как ни странно, подобная атмосфера не только не препятствовала делу, которому служили соратники Маршака, а наоборот, повышала трудовые показатели всех сотрудников веселого цеха. День ото дня, упражняя свою фантазию, воображение и остроумие, писатели и художники поддерживали в себе высочайший творческий тонус, приобретали уникальные профессиональные качества, необходимые создателям веселой детской книги.

К этому времени относится также и идея создания нового «Ежемесячного журнала» (сокращенно -- «Еж») . Журнал был рассчитан на аудиторию среднего школьного возраста -- пионеров. К сотрудничеству в «Еже» Маршак привлек писателей, составивших авторскую группу журнала «Воробей» (в последний год издания -- «Новый Робинзон»), выходившего с 1923--1925 гг. в Петрограде. На страницах «Воробья» и «Нового Робинзона» впервые увидели свет многие произведения Б. Житкова, В. Бианки, М. Ильина, Е. Шварца, Н. Олейникова, Е. Верейской. Наиболее смелым и удачным из многочисленных «селекционных» опытов Маршака, результатом которых почти всегда было открытие новых даровитых авторов, стал опыт приглашения в детский отдел (а затем -- в журналы) лидеров молодой, но уже опальной литературной группы «ОБЭРИУ» -- Д. Хармса, А. Введенского, Н. Заболоцкого. Патриарх детской литературы безошибочно уловил в «заумной» поэзии «обэриутов», качества, способные обогатить литературу для детей: искренность чувств, свежесть ритмов, склонность к причудливому словотворчеству, нестандартное мышление. Вскоре «обэриуты» действительно стали ведущей силой в детской литературе.

Участие поэтов-обэриутов в «Чиже» и «Еже», конечно, бросало тень на сами журналы, вызывало подозрительное отношение к ним по части идеологии. Они просматривались буквально на просвет. Кампания против них началась в «год великого перелома» - совпадение, вряд ли нуждающееся в комментариях, - когда появились разгромные статьи, осуждавшие игровую поэзию и сказки (печально знаменитая «борьба с чуковщиной»). Вполне понятно, что после ареста обэриутов все без исключения их детские книги попали в запретительные списки Главлита и были уничтожены (если не считать несколько экземпляров, сохранившихся в библиотечных училищах - спецхранах крупнейших библиотек).

Из-за огромной занятости в детском отделе Маршак не смог взять на себя руководство новым журналом, а ограничился лишь функциями консультанта-наблюдателя. Главными редакторами и создателями «Ежа» стали молодые талантливые литераторы Н. Олейников и Е. Шварц, творческие судьбы которых пересеклись еще в начале 20-х годов в редакции журнала «Забой» (г. Бахмут Донецкой губ.) и которых связывала большая личная дружба.

Николай Макарович Олейников (1898--1937) -- За его плечами уже имелся солидный опыт работы журналистом и редактором, проявил он себя и как талантливый организатор: был одним из главных учредителей первой писательской организации Донбасса «Забой». С 1926--1928 гг. он плодотворно работал в столичных журналах, занимался организацией радиовещания для детей, издал две детские книги -- «Кто хитрее» и «Боевые дни» (обе -- в 1927 г.).

Не меньшим опытом к этому времени обладал и его соратник -- Евгений Львович Шварц (1896-- 1958). До прихода в редакцию детского отдела, он несколько лет работал профессиональным актером в Ростове-на-Дону, сотрудничал в газете «Всероссийская кочегарка» (г. Артемовск), занимал пост ответственного секретаря в журнале «Ленинград». Активно печататься Шварц начал с 1925 г.-- издал несколько книг для детей, наибольшую известность, из которых получили «Война Петрушки и Степки Растрепки» и «Рассказ старой балалайки» (обе -- в 1925 г.). Благодаря совместным усилиям этих двух талантливых людей: Н. Олейникова (неутомимого изобретателя, юмориста, «заводилы») и Е. Шварца (блестящего рассказчика, фантазера и импровизатора) в редакции журнала воцарилась творческая и радужная обстановка, близкая по духу веселой «Академии Маршака».

Первый номер журнала «Еж» (орган Центрального бюро юных пионеров) пришел к читателям в феврале 1928 г. С самого начала своей деятельности редакция выработала привычку говорить со своими читателями как с равными -- непринужденно и весело, без скучных нравоучений и сюсюканья. Создатели журнала предпочитали о серьезном говорить весело, о сложном -- доступно, ценили в человеке активную жизненную позицию и всеми имеющимися средствами воспитывали таковую у своих читателей. Не забывали они и о возрасте тех, кому адресовался их журнал, поэтому подписчики «Ежа» никогда не знали что такое однообразие, монотонность и скука. Открываясь, как правило, веселыми стихами или интересным рассказом, хитроумный «Ежик» до самой последней страницы умел удержать внимание своих «ежат».

В числе самых активных и деятельных сотрудников журнала с момента его основания был Даниил Иванович Хармс. В 1928 г. он печатался почти в каждом номере «Ежа», опубликовав на его страницах наиболее известные свои произведения: стихи «Иван Иваныч Самовар», «Иван Топорышкин», сказку про великанов «Во-первых и во-вторых», рассказ «О том, как старушка чернила покупала» и др. Остроумные, задорные произведения Хармса вызывали у читателей «Ежа» бодрое, оптимистическое видение мира, активизировали его мышление, развивали находчивость и воображение. Творчество Хармса, органически связанное с народной комикой, заставляло читателя по-новому воспринимать звучание родного языка, приоткрывало перед ним богатства его ритмов и красок. Своим самобытным творчеством Хармс внес неоценимый вклад в веселые жанры отечественной детской литературы, продолжил и умножил традиции К. Чуковского и С. Маршака.

С 1928 г. журнал начинает публикацию серии остросюжетных и веселых репортажей о приключениях Макара Свирепого -- «единственного писателя, который сочиняет свои произведения, сидя верхом на лошади». Образ этого отважного всадника и любознательного путешественника -- плод фантазии Н. Олейникова. Он стал любимым героем детворы довоенного времени. Неожиданным и приятным открытием для первых читателей журнала стали также стихи А. Введенского, Н. Заболоцкого и совсем еще юного поэта Ю. Владимирова.

В конце 20-х -- начале 30-х годов творческая группа журнала подверглась жесточайшей и несправедливой критике. Авторы многочисленных статей (как правило, низкого теоретического уровня) считали своим долгом оградить пролетарского ребенка от «классово чуждых влияний» в детской литературе, объявили войну «перевертышам» и «чепушинкам». Под обстрел критики попали сказки К. Чуковского и С. Маршака, детская поэзия «обэриутов», все то, что было связано с веселыми жанрами в творчестве для детей.

Практически эти журналы всегда находились под подозрением. «Аполитичные», «безыдейные» названия журналов вызывали раздражение. Уже первые выпуски журнала «ЕЖ» подверглись организованной критике. Само за себя говорит, например, название одной из статей, появившихся после первого номер: «Как «ЕЖ» обучает детей хулиганству Е. Двинского («Комсомольская правда», 1928. 24 апреля).

В начале 30-х гг. журналы привлекли настороженное внимание самого Главлита, постоянно бомбившего ленинградскую цензуру циркулярами и напоминаниями такого рода: «Обращаем внимание на журнал «ЕЖ»: недостаточно тщательное редактирование, натуралистические сценки и т.д. Политконтролю необходимо добиться через редакцию очищения журнала от указанных дефектов, особенно недопустимых в детской литературе». Цензоры внимательно следили за так называемым «нежелательным контекстом».

В 1931--1932 гг . детские газеты и журналы публиковали в основном материалы, связанные с развитием промышленности и сельского хозяйства нашей страны, а также материалы, посвященные различным политическим событиям в мире. Публицистические и документальные жанры настолько разрослись и укоренились в детской периодике, что практически вытеснили другие, более близкие ребенку жанры. Причем, качество подобного рода публикаций оставляло желать лучшего -- написанные сухим, скучным языком, они представляли собой чаще всего нагромождение множества малодоступных пониманию ребенка событий и фактов. Номера «Ежа» за эти годы от первой до последней страницы также были отданы под самые злободневные темы, выдвинутые временем. Однако их публицистика по своему качеству существенно отличалась от продукции других изданий. Ярко и убедительно со страниц «Ежа» звучали и «Война с Днепром» С. Маршака, и очерки М. Ильина о первой пятилетке, и пламенные корреспонденции Б. Житкова, и нестандартные публицистические работы Н. Олейникова, Л. Савельева, Е. Шварца, С. Безбородова, В. Кетлинской, С. Бочкова. Их авторы, как и все, говорили со своими читателями о сложнейших вопросах современности и о задачах, стоящих перед юными пионерами, но делали это не педантично и декларативно, без трескотни и ложного пафоса, а увлеченно и страстно.

Интереснейшими сюжетными и композиционными находками, юмором, искренностью чувств наполнено публицистическое творчество Н. Олейникова. С его именем связано возникновение в советской литературе нового жанра -- художественной публицистики для детей. Подлинно новаторским явилось также и творчество М. Ильина. О чем бы ни шла речь в очерках М. Ильина, маленький читатель всегда чувствовал себя не сторонним наблюдателем, а активным участником описываемых событий -- сопереживал им, размышлял над возникшими проблемами, вместе с автором пытался найти единственно верные пути их устранения; кроме того, он всегда получал много попутных сведений, полезных и занимательных.

Не были одноплановыми и такие находки редакции, как «Карта с приключениями» (вел Е. Шварц), публиковавшаяся почти в каждом номере журнала. Наличие этой постоянной рубрики позволяло редакции оперативно откликаться на все значительные события в стране и за рубежом, включая их в маршрут увлекательных похождений отважного всадника Макара Свирепого.

В январе 1930 г. вышел первый номер детского журнала «Чиж», адресованный читателям младшего возраста. Первоначально он выходил как приложение к «Ежу», но затем приобрел статус самостоятельного издания. «Чрезвычайно Интересный Журнал» -- так раскрывалась аббревиатура нового журнала. Желание авторов «Ежа» обратиться к аудитории более младшего возраста было оправданным и закономерным. Оно совпадало с их педагогическими взглядами, учитывающими возрастные особенности читателей -- их постоянный рост, развитие и взросление. Создание же нового журнала позволяло осуществить преемственность между разными возрастными группами читателей.

С 1932--1937 гг. редакцией «Чижа» заведовала Нина Владимировна Гернет . «Редакция была веселая,-- вспоминает она.-- Писатели и художники приходили, как домой, сидели весь день, рассказывали, читали, придумывали, устраивали литературные розыгрыши и мистификации. Нам, сотрудникам редакции, заниматься непосредственно журналом было почти невозможно. Но мы ловили стихи, темы, мысли, которые могли пригодиться журналу; работали, когда проголодавшиеся писатели уходили обедать.»

В 1933--1934 гг. «Чижу» и «Ежу» удалось возродить традиции «веселых» журналов, от которых они вынуждены были отступить в начале 30-х годов, и вновь, захозяйничало на их страницах веселое содружество писателей и художников. В эти годы Д. Хармс работает над созданием цикла рассказов о профессоре Трубочкине, придумывает комиксы о похождениях «Умной Маши». Почти в каждом журнале публиковались веселые, без тени фальшивой простонародности, раешники Е. Шварца. Немало жизнерадостного озорства и выдумки дарила читателям «Чижа» и «Красная Шапочка» («журнал в журнале»), куда отдавали свои произведения Д. Хармс, А. Введенский, Е. Шварц, Н. Олейников, Э. Паперная, Н. Дилакторская, Н. Гернет. Редакция и авторский коллектив журналов находились в постоянном поиске литературных и художественных новаций, не шаблонных форм подачи материала.

Журналы приобщали своих читателей и к сокровищнице мировой классической литературы: печатали на своих страницах знаменитые сатирические романы -- «Гаргантюа и Пантагрюэль» Ф. Рабле и «Приключения Гулливера» Дж. Свифта. Их адаптировал для детского чтения Н. Заболоцкий.

В историю культуры советской России весомый вклад внесли художники, работавшие над созданием детской книжной иллюстрации . Преодолевая несовершенные полиграфические возможности книгоиздательств, они создавали подлинные шедевры, которые по силе воздействия превосходили порой литературный материал. В этом смысле посчастливилось и «Ежу» с «Чижом». Над созданием неповторимого облика журналов трудились (каждый в своем жанре) лучшие художники того времени: Б. Антоновский, Б. Малаховский; Н. Радлов; Е. Чарушин и В. Курдова; В. Конашевич и Ю. Васнецов. Список художников не ограничивался только этими именами, в журналах плодотворно работали А. Пахомов, В. Лебедев, Н. Тырса, Б. Семенов, А. Порет, В. Ермолаева, Н. Лапшин, П. Соколов, Л. Юдин, Е. Сафонова, В. Стерлигов и многие другие.

«Роковые» 30-е годы, обернувшиеся трагедией для всего нашего народа, не прошли бесследно и для авторского и редакционного состава ленинградского детского отдела. Вслед за арестом Н. Олейникова (3 июля 1937 г.) последовала целая волна репрессий: были арестованы «по меньшей мере, 9 сотрудников редакции», в их числе известная детская писательница и критик Т. Г. Габбе, многолетний редактор детского отдела А. И. Любарская, секретарь редакции журналов «Чиж» и «Еж» Г. Д. Левитина. Группе редакционных работников, оставшихся на свободе, было предложено написать заявление об уходе по «собственному» желанию. Так навсегда оставила редакционную деятельность Н. В. Гернет. Близок к аресту был и С. Маршак.

Конечно, я слышала об этом журнале, видела его в магазине "Детгиза", но проходила мимо... А вот вчера несколько старых номеров попали ко мне в руки. По просьбе девочек рассказываю и показываю:

Вначале немного информации из интернета:

"Литературно-художественный журнал для детей "Чиж и Ёж" был возрождён коллективом издательства "Детгиз" в 1998 году и является наследником знаменитых ленинградских-петербургских журналов 20-30 гг. "ЧИЖ" ("чрезвычайно интересный журнал") и "ЁЖ" ("ежемесячный журнал"), созданных при участии Н. Олейникова, Д. Хармса, А.Введенского и других знаменитых писателей при непосредственном участии Маршака и Чуковского."

"В смешном и серьезном, развлекательном и развивающем «Чиже и Еже» печатаются лучшие современные повести, рассказы и стихи для детей. В рубрике «Классики ЧЁ» – неизвестные шедевры широко известных авторов. В «Новой библиотеке ЧЁ» – дебюты молодых поэтов и художников, студентов творческих ВУЗов Санкт-Петербурга и окрестностей, в рубрике «Дети – взрослым» – стихи, рассказы и иллюстрации начинающих авторов дошкольного и младшего школьного возраста. Есть также «ЧЁ за границей», «В гостях у „ЧЁ"», «Взрослые – детям», «Книжный шкаф», «Я поведу тебя в музей»…"

Журнал для младших школьников, объём - 64 страницы, выходит 2 раза в год.

Те номера, что попали в мои руки, тематические: Год семьи, год русского языка, год молодёжи, 100 лет Д.С. Лихачёву, 60 лет со дня Победы в Великой Отечественной войне. Но материалы не на 100% только об этом, в журналах много всего.

Я вчера читала номер, посвящённый Победе. Читала со слезами на глазах, и тема такая, и я такая...

Творчество В.С. Высоцкого представлено не только "Песней о Земле", но и отрывком шуточного произведения о войне в 5 "а". Мне кажется, что давным-давно я читала это произведение полностью в журнале "Пионер")

В этом номере журнала Михаил Яснов - переводчик, в других выпусках его стихи встречаются очень часто. И Алексея Шевченко. Полистав, я увидела и отрывок из книги А.Шибаева, и рассказы Е. Ракитиной и много обсуждаемых в сообществе авторов и художников.

Не стала затягивать с написанием поста, так как не думаю, что буду просто читать журналы один за одним))) мне интересней "переваривать" прочитанное порциями....